Козловский Данила • Вишневый сад

Спасибо Алекс за перевод!
Цитата:

ИНТЕРВЬЮ ЛЬВА АБРАМОВИЧА ДОДИНА AMERICAN THEATRE на гастролях Академического Малого Драматического театра - театра Европы в Нью-Йорке
22 февраля 2016

Лев Додин посадил чеховский "Вишневый сад" в вечном настоящем

Главный режиссер из Санкт-Петербурга допустил некоторые вольности с последней работой драматурга, тем не менее результат получился как-то даже более чеховским.

Каждое поколение приносит имя нового режиссера на мировую сцену, который меняет наше восприятие классики, будь то Софокл, Шекспир или Мольер.

Что касается А. П. Чехова, то награда принадлежит Льву Додину, с 1975 года художественному руководителю Малого Драматического театра Санкт-Петербурга. Его смелые, гениальные интерпретации дали миру уникальную возможность увидеть чеховские красивые, ускользающие работы в новом свете и как будто впервые.

Додин гастролировал по всему миру со своей знаменитой труппой, представляя восторженной аудитории чеховские пьесы. В 2007 году он поразил Лондон редко исполняемым Платоновым в Театре Barbican, водрузив на сцену настоящий бассейн. ("После этого все начали помещать на сцену бассейны", - смеется Додин.) Его впечатляющий "Дядя Ваня" был представлен в Бруклинской Академии музыки в 2010 страстной труппой, сумевшей проникнуть в эмоциональные слои пьесы глубже, чем я когда-либо видела. В его запавших в память "Трёх Сестрах" (тоже показанных на сцене БАМ`а в 2012 году), лишенные надежды персонажи сидели в окнах дома, как обреченные узники, в то время как этот фасад подступал все ближе и ближе к завороженной аудитории.

Этой зимой Додин вернулся в Театр Харви Бруклинской Академии Музыки с захватывающей постановкой "Вишневый сад" последней чеховской пьесы. Тот написал её, будучи неизлечимо больным, и умер через шесть месяцев после премьеры в Московском Художественном театре в возрасте 44 лет. Через историю потворствующей своим слабостям Раневской и ее имения, показывая закат русского земельного дворянства, уступающего путь новому, пока еще до конца не определенному, порядку, Чехов создал свое величайшее видение умирающий культуры, увиденной глазами умирающего человека. Через год после его смерти, Россия ощутила на себе ударную волну первой революции.

Как переводчик и биограф Чехова, я видела много постановок этой пьесы на протяжении многих лет - в Лондоне, Париже, Праге и Москве, я назвала только несколько мест, но ни одна из них не оказала на меня такого влияния, как потрясающая додинская постановка. Его спектакль настолько живой и непосредственный, его не шаблонные мизансцены - идея использовать все пространство Театра Харви, его страстная труппа, этот хрупкий баланс комедии и трагедии — все это дает иллюзию “жизни как она есть”, по выражению самого Чехова. Кроме того, додинские смелые сокращения текста, перестановка и модернизация сцен, совершенно не умаляют первоначального замысла Чехова — напротив, они усиливают его, именно благодаря поразительной проницательности Додина.

Я присела со Львом Додиным, которому сейчас 71 год, после спектакля в Бруклине послушать о том, что вдохновило его на создание этой потрясающей постановки. Соблазнительный малиновый пирог лежал на столе перед нами — и хотя это его любимый пирог, он был слишком поглощен беседой, чтобы прикоснуться к нему.

Кэрол Рокамора: Какова ваша история "Вишневого сада"?
Лев Додин: Я уже ставил однажды этот спектакль в Малом Драматическом театре в 1995 году и гастролировал с ним в Париже в театре Одеон. Тогда это был другой мир, и хоть мы и предчувствовали, что грядет что-то новое, мы думали, что справимся с этим, чем бы оно не оказалось. Но потом, полтора года назад, когда мы начали работу над пьесой, мы поняли, что новые вещи сегодня намного страшнее, чем те, что были раньше. Я не только Россию имею в виду — я думаю, что мир болен этими страшными вещами.

Кэрол Рокамора: Именно это вдохновило вас на возвращение к пьесе?
Лев Додин: Удивительная сила Чехова в том, что он предвидел все эти изменения, когда писал пьесу. Это наиболее историческая вещь Чехова. Ему потребовалось три года, чтобы её написать, больше, чем для любых других его пьес, но в ней он предсказывает все, что произойдет в течение следующего столетия.

Кэрол Рокамора: Декорации Александра Боровского весьма скудные - лишь нескольких предметов мебели, произвольно размещенных по краю сцены и в зрительном зале. Вместо этого, вы используете все пространство Театра Харви как игровое. Ваши актеры двигаются вверх и вниз по проходам, декламируя свои строки; они присаживаются рядом со зрителями в первом ряду и в проходах. Поскольку вы гастролировали с пьесой в Москве, Париже и Амстердаме, а теперь и в Нью-Йорке, как вы адаптировали спектакль для каждого зала?
Лев Додин: Я напоминаю мои актерам, что весь театр - это поместье, которое мы собираемся продать и потерять. Каждый раз, когда мы приезжаем, мы теряем наш старый дом и должны обрести новый. В Театре Харви хорошо ощущается, что вы находитесь в полуразрушенной усадьбе, именно такой, какой представлял её сам Чехов.

Кэрол Рокамора: "Вишневый Сад" - самый известный символ всей драматической литературы. Чем вы вдохновлялись, когда придумали способ его изобразить?
Лев Додин: Это одна из главных художественных задач пьесы. Я хотел, чтобы у моих актеров было то, что Станиславский называл "реальным видением", чтобы они в свою очередь, могли передать его в сердца и умы зрителя. В рамках подготовки к нашей постановке в 1995 году, мы начали поиски по всей России, но так и не смогли найти ни одного вишневого сада размера и величия времен Чехова! Поэтому на этот раз, мы начали искать в Европе, но и там мы обнаружили лишь невысокие деревья, потому что их выращивают в коммерческих целях. Наконец, в Гамбурге мы нашли древний фруктовый сад с деревьями возрастом 150 лет и высотой в 8 метров. Старый немецкий фермер - владелец сада сказал нам: “Это был сад моего деда и отца еще до меня. Когда я умру, они могут его срубить.” Это звучало, как строчка из пьесы. Именно там мы репетировали и снимали сад на пленку. Потом мой художник-постановщик повесил белый экран на всю сцену, и мы проектировали на него “домашнее кино”, представляющее семью Раневских, снятых в собственном вишневом саду в счастливые времена.

Кэрол Рокамора: Вы внесли несколько смелых изменений в чеховский текст. Например, вы начинаете пьесу с самых последних слов, которые старый слуга Фирс произносит в конце.
Лев Додин: (Смеется) Я знаю! Я чувствовал, что это был единственный способ. Мы пытались следовать тому, как это написано у Чехова, но я всегда чувствовал, что это чересчур описательно. Потом, в середине репетиционного периода, у меня была операция по четырехстороннему шунтированию сердца. Когда я вернулся к работе, я понял, что нам нужно нечто весомое для начала спектакля, и пьесу пришлось начать с Фирса, старого слуги, которого семья оставляет в доме совершенно забытым. Эта пьеса о смертности. Образ жизни, крепостное право, закончился до начала спектакля, и в конце спектакля закончится и другой образ жизни - поместья. И конечно, эта пьеса о рабстве и свободе. Да, крепостные освобождены, и да, мир Раневских пытается искупить прошлое, но последний обитатель поместья Фирс до самого конца по-прежнему считает себя крепостным. Так что, вы никогда не получите достаточно свежего воздуха в этом доме, чтобы избавить его от духа рабства. Мы думаем, что мы изменим мир, опровергнем прошлое, станем другими людьми, но прошлое всегда догоняет нас. Я говорю это не только в отношении России, но и в отношении всего мира.

Кэрол Рокамора: Как насчет момента, когда Варя и Лопахин страстно целуются, а потом исчезают за сценой. Это подразумевает близость, которой не было в оригинале...
Лев Додин: Я хотел найти современную реальность в их отношениях. Варю, приемную дочь семьи, как правило, играют, как кроткую экономку с комплексом неполноценности. Но я думаю, что она - прекрасный источник страсти и чувственности.

Кэрол Рокамора: Есть моменты в вашем спектакле, когда вы делаете поразительный выбор - например, когда Лопахин во время своего трицмфального танца в III акте врывается в спектакль с песней "My Way"
Лев Додин: (Смеется). Интересно, что американский зритель воспринял это как некий трюк. Лопахин на самом деле очень искренен в этот момент. У нас возникла идея, что в современное время русские нувориши, напившись на вечеринке, будут петь именно "My Way". Если вы внимательно вслушайтесь в текст песни, вы обнаружите, что это почти слово в слово то, что говорит Лопахин в чеховском тексте.

Кэрол Рокамора: И ваш современный выбор для звука "разрыва струны", знаменитого звукового сигнала, который случается дважды в тексте и символизирует разрыв между старым и новым порядком.
Лев Додин: Это умышленно. Это звук сирены, призванный воскресить образы тюрем ГУЛАГа или концентрационных лагерей.

Кэрол Рокамора: По моему мнению, в вашем спектакле отлично соблюден баланс между комедией и трагедией. Как вам это удалось?
Лев Додин: Не смотря на то, что был смертельно болен, Чехов стремился написать комедию. Он намеревался написать водевиль, а в итоге написал трагедию. Чехов сам не осознавал до конца, что чем смешнее пьеса, тем она трагичней, и наоборот. Он, как таковой, является предтечей театра абсурда. В конце концов, Чехов - гений пропорции. Мои актеры и я вообще удивлены, насколько американский зритель больше смеется над этой постановкой в отличие от русского. Думаю, это потому, что в России мы обучены серьезному отношению к классике. В случае с Чеховым, я думаю, что это смех признания.

Кэрол Рокамора: А как насчет вашего потрясающей видения финала пьесы?
Лев Додин: Может быть эта пьеса и о борьбе между Раневскими и Лопахиными, но пройдет 14 лет, и в 1917 году в России возникнет третья власть и уничтожает их обоих. Поэтому я предположил, что все персонажи спектакля будут выведены на снег и казнены. Для меня большим открытием стало то, что все герои в этой пьесе движутся навстречу своей неизбежной трагической судьбе и что, собственно, выхода нет.

Кэрол Рокамора: Что вы открыли для себя в Чехове на этот раз?
Лев Додин: Каждый раз, когда я смотрю спектакль, я понимаю, что каждое слово и каждая строка несут в себе гораздо больше смысла, чем мы думали. И я оцениваю это смысловое богатство заново. Мы могли бы продолжать репетиции, снова и снова. Великая литература бездонна. И как и жизнь, она непостижима.

Текст Кэрол Рокамора
перевод Алекс Лазаревская

http://www.americantheatre.org/2...eternal-present/

Тема закрыта! Продолжение в теме "Вишневый сад - 2 - 2 - 1 - 1".

Изображение уменьшено (Нажмите для увеличения)

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Do You like me now?